Эта сказка написана Колей Муравиным от имени вымышленного арабского писателя
ИБРАХИМ ДЖАННА (настоящее имя Али Акбар Аль-Моурави) - современный арабский прозаик, видный борец за права человека. Родился в 1960 г. в Ашхабаде в семье палестинского беженца, учился в Москве. Отчислен из УДН им. Патриса Лумумбы за политическую неблагонадежность. В 1981-1983 годах работает корреспондентом ряда западных левых изданий на Ближнем Востоке. В 1984 г. уходит в подполье и в дальнейшем активно участвует в гражданской войне в Ливане. В 1988 г. арестован по обвинению в подготовке покушения на президента Сирии, в Дамаске приговорен к смертной казни. Джанне удалось бежать в Курдистан, где он примкнул к повстанцам. В 1989-1990 гг. совершает ряд поездок по Европе и Америке в качестве представителя курдских партизан, тогда же в Париже выходят его роман "Аль Фаджар" ("Заря") и книга рассказов "Зеленые ячейки", принесшие автору мировую известность. В Кувейте Джанна захвачен иракскими спецслужбами, весь период оккупации проводит в концлагере на острове Бубиян, откуда освобожден войсками антииракской коалиции. Тут же вновь арестован по личному указанию эмира Кувейта, узнавшего себя в образе жадного торговца верблюдами в повести "Возвращение собирающих мимозу" (Гамбург,1991 ),осужден на 10 лет каторжных работ, освобожден 1 мая 1993 года в результате террористического акта. В настоящее время по одним данным находится среди шиитских боевиков в болотах Междуречья, по другим - погиб при попытке покушения на Саддама Хусейна, по сообщению агентства Рейтер живет в кругу семьи в Гранаде (Испания), где заканчивает новую книгу. Ибрахим Джанна является автором двух романов, восьми повестей и трех сборников рассказов, переведенных на многие языки. На русском ранее не издавался. Публикуемый рассказ относится к циклу "Новые ночи" (Бейрут,1985 г.).
Рассказывают, что случилось происшествие, о котором стоит поведать, в
стране Любнан, что лежит на берегу моря, за которым находятся страны
неверных. Рассказывают, что шейхи Любнана непомерно возгордились и
занялись непотребным, а Аллах, видя такое, и вовсе лишил их разума, и
они немедля вступили между собой в сражение, губительное для
окружающих. По прошествии некоторого времени те шейхи, чьи воины
показывали себя менее смелыми, а то и просто уходили к противнику
вследствие их жадности и жестокости, стали терпеть поражение. Эти
низкие шейхи собрались на диван и сказали следующее: "Допустим ли, что
враги и дальше будут подвергать нас опасности умерщвления? Лучше
обратимся к варварам за помощью, которую они давно нам предлагают." И
низкие шейхи обратились к неверным, и неверные прислали им сотни
железных джиннов, плавающих, ползающих и летающих, и джинны стали
метать сосуды с огнем, производя огромные разрушения. Воины
правоверных, понеся немалые потери, сначала дрогнули, но затем
восславили Аллаха, и Аллах укрепил их души, и они продолжили битву.
В те дни, о которых будет повествование, славнейшим и отважнейшим из
правоверных был шейх Аль-Амджад Аль-Филистини. Варвары и низкие шейхи,
оказавшиеся у них в услужении, обещали награду за его голову, а царь
южных варваров даже поклялся отдать храбрецу, который сведет
Аль-Амджада с Разлучительницей Собраний, в жены свою дочь или в мужья
своего сына, если будет на то желание. Но храбрецы со всего света,
напротив, стекались к шейху Аль-Амджаду, чтобы дать отпор неверным.
Рассказывают, что однажды с корабля в порту города Джубейль сошел
юноша, бедно одетый, но чрезвычайно пригожий собой - белизна его лба
говорила о блестящей луне, чернота волос была подобна мрачной ночи, - и
те, кто видел его, приходили в восхищение, и несколько девушек
возжелали его, а один из купцов варваров обратился к нему с
противоестественными предложениями, посулив богатство - но юноша даже
не останавливал на них глаз, если они не закрывали ему дороги, из чего
наблюдавшие за ним могли бы заключить, что он оказался здесь по делу, а
не из простой праздности. А юноша отправился по дуканам, и, заходя в
каждый, говорил дунканщику некое слово, и непосвященный дунканщик его
не понимал, а посвященный посылал его дальше. И таким образом юноша
достиг дворца на окраине города, охраняемого стражами шейха
Аль-Амджада, и стража его приветствовала, а юноша отвечал с необходимой
учтивостью и достоинством. "Послушай, о юноша - сказал начальник стражи
- одет ты как простой человек, но опытное око обнаружит в тебе повадку
воина. Открой же свое имя и причину, по которой ищешь нашего шейха, и
не лги, потому что в лжи ты неминуемо раскаешься!"
А юноша ответил следующее: "Что до второго, то причину я сообщу лишь
самому шейху, и не угрожай мне, о начальник стражей, ибо имя мое -
Джафар Аль-Гуль!". И когда стражи услышали произнесенное юношей, они
оказали ему знаки уважения, а потом начальник подозвал привратника и
сказал: " О привратник! Вот Джафар Аль-Гуль. Проведи его к шейху." И
привратник сказал: "Пошли". И они вошли в покои шейха, а шейх как раз
проводил диван со своими эмирами, и привратник с Джафаром остановились
поотдаль, и Джафар спросил: "О привратник! Я впервые присутствую в
диване столь значительном, среди мужей, превосходящих меня многими
достоинствами. Удовлетвори же мое любопытство и поведай о них".
"Спрашивай, о Джафар, ты гость в этом доме", - отвечал привратник. "Кто
те двое воинов, приятных лицами и статных фигурой, но столь схожих
между собой,
что одинаковы, кажется, даже узелки на их куфиях?" "Это братья-близнецы
Салим и Селим, и оба имеют прозвище Аль-Махлик - Сокрушающие. Салим -
владелец чудесного гранатомета, одним выстрелом которого он поражает не
менее батальона неверных, Салим же - счастливый хозяин волшебного
безоткатного орудия, позволяющего ему бороться с железными джиннами", -
ответствовал привратник. "Воистину, это доблестные воины, достойные
почитания!" - воскликнул Джафар и продолжил расспросы. И привратник
рассказал ему о Хасане, прозванном Ад-Дагиг, Поражающий в голову,
удивительном стрелке, чьи пули сами находят цель, об Абу Сирхане,
Волке, правоверном зиндже из зинджей Судана, мастере всех видов оружия,
и о великане Абу Мурра, иначе называемом Отец Горечи, Гроза Отступников
и Добыватель Сведений, Отмыкающий уста, и о Масруре Аз-Зулейте, первом
визире шейха, Хранителе Печатей и Определителе Стратегии, заслуживающем
величайшего уважения. И так как диван затягивался, привратник предложил
Джафару: "Не хочешь ли скрасить время кофе, сладостями и приятной
беседой?"
И Джафар согласился с привратником, и направился к выходу, но вдруг
силы оставили его, и привратник должен был подхватить Джафара под руки,
дабы тот не обезобразил свое тело в результате жестокого падения. "О
господин мой, в чем причина твоего состояния? - так воскликнул
привратник - Неровности пола виной твоей неустойчивости, или солнце
Любнана чрезмерно напекло тебе голову?" А Джафар Аль-Гуль некоторое
время пребывал в молчании и неподвижности, а потом произнес следующее:
"Благодарю тебя, о привратник, за спасение от последствий внезапной
слабости, охватившей меня, но не стоит спрашивать о причинах столь
незначительного происшествия. Ответь лучше, как имя девушки, не
замеченной нами ранее, которая находится за спиной Абу Сирхана, а
относительно шейха Аль-Амджада по левую руку?" "Это красавица Ясмин,
дочь несчастного Али Аль-Маруфа, чью кровь взяли варвары- отвечал
привратник. - Она виднейшая из наложниц шейха Аль-Амджада- да продлятся
его почтенные годы - и помогает ему во многих делах."
А Джафар посмотрел еще раз на Ясмин, и увидел, что ее волосы - как ночь
разлуки, а лицо - точно дни единения, а щеки - точно алое вино, а груди
ее - точно две шкатулки из слоновой кости, прикрытые тканью цвета хаки,
- и разум его улетел, и сознание вновь чуть не покинуло его, и любовь к
Ясмин овладела его сердцем. А красавица Ясмин подняла глаза, и увидела
Джафара, и так покачнулась, что чуть не выронила калям и чернильницу,
бывшие у нее в руках - а назначение Ясмин в диване было записывать
некоторые из указаний шейха - и понял Джафар, что Аллах к нему
милостив, потому что Ясмин поражена любовью, как и он сам, и Джафару
захотелось немедленно сжать ее в объятиях и насытиться ее юностью, но,
опасаясь привлечь к себе внимание и быть неверно понятым, он остался
стоять там, где стоял.
И наконец шейх Аль-Амджад (а он сидел во главе Стола Совещаний, и по
правую руку у него находился Масрур Аз-Зулейт, а по левую Абу Сирхан)
сказал: "О эмиры! К нам прибыл славный воин Джафар Аль-Гуль. Пусть он
расскажет, в чем заключается его дело." И Джафар вышел на середину
комнаты, и, сделав над собой усилие, дабы никто не распознал пылавшую в
нем страсть к Ясмин, приветствовал диван, и шейх с эмирами ответили ему
подобающим образом. И Джафар сказал о себе скромно, а о деле подробно,
и все слушали его внимательно, и наибольшее внимание проявил визирь
Масрур Аз-Зулейт, а когда Джафар закончил изложение, все сказали:
"Воистину, это в высшей степени привлекательно и заслуживает
размышления!" И шейх сказал: "Я склоняюсь к положительному решению." И
все встали, сочтя диван оконченным, и пошли к выходу, и Масрур
Аз-Зулейт вышел первым, а Джафар Аль-Гуль, напротив, задержался, чтобы
оказаться рядом с Ясмин.
И вдруг навстречу эмирам вбежал один из стражей, провозглашая
следующее:"О шейх! О эмиры! Пусть бережется тот, кому не настало время
отправиться к престолу Аллаха Великого, ибо сюда приближаются грозные
летающие джинны, имея явно враждебные намерения!" И шейх с эмирами
поспешили в укрытие, и с ними побежали одни воины, а другие воины
занялись разворачиванием оружия, которого джинны опасаются - но не
успели те сделать первого, а те- второго, как джинны, пролетев над
дворцом, сбросили сосуды с огнем, и развернулись, и повторили то же
действие, и дворец, разрушившись от силы ударов, загорелся, и в огне
погибли многие. А пока происходило все это, Джафар находился рядом с
Ясмин и Абу Мурра, и неподалеку от них был шейх, и Ад-Дагиг, и братья
Аль-Махлик, и Абу Сирхан из племени зинджей, и все они успели отбежать
в укрытие, и благодарили Аллаха, что успели спастись из дворца, и
сердца их трепетали от гнева при виде такого страшного поражения. И
сказал шейх Аль-Амджад:"Воистину, верно то, что судьба один день за
тебя, а другой - против тебя, и земная жизнь- это заем с возвратом. Но
чувствую, что испытания наши еще не закончились, потому что, избегнув
одной опасности, мы оказались перед следующей".
А такие слова шейха имели основание, так как на холмах вокруг дворца
появились воины неприятеля в немалом количестве и принялись стрелять,
стремясь поразить шейха и всех, кто был с ним; и несколько воинов
упали, а другие укрылись за стенами строений, но не могли уже
соединиться вместе, и шейх (а он оказался отделен от Джафара, Ясмин и
Абу Мурры) обратился ко всем, кто мог его услышать: "Не будем искушать
судьбу, продолжая бой, который нам невыгоден; отступим, укрывшись в
горах, и, если будет угодно Аллаху, встретимся через некоторое время в
городе Баальбек!" "Да будет так!" - ответили воины, и повернулись, и
побежали к горам, а враги, торжествуя, их преследовали, и многих
ранили, а многих убили. И Джафар бежал вместе с Абу Мурра и Ясмин, и
несколько раз они должны были сражаться, и, вырвавшись из окружения, на
заходе солнца достигли густых лесов, покрывающих отроги гор.
И когда они поднимались по лесной тропе, Джафар услышал шаги
крадущегося и сказал: "Уж не идет ли кто следом за нами?", а Абу Мурра
отвечал: "Человек это или ифрит, я подожду этого несчастного за деревом
и испробую свой новый турецкий нож на его горле, потому что от него
исходит для нас опасность". "Но, возможно, он не враг нам, - так
возразил Джафар Аль-Гуль. - Лучше притаимся возле тропы и посмотрим,
кто он." И они поступили так, и обнаружили, что это идет визирь Масрур
Аз-Зулейт, в рваном халате, с перепутанной бородой и с лицом,
исцарапанным ветками. И визирь заметил их, и приветствовал, и
рассказал, что выбрался из дворца во время пожара, убив многих врагов.
И все обрадовались визирю, и сказали: "Идем вместе в Баальбек, потому
что четверо лучше, чем трое - наша сила увеличилась".
И вскоре наступил вечер, и Абу Мурра сказал: "Пора располагаться на
ночлег", и все с ним согласились. Поев хлеба и выпив воды из источника
- а это единственное, что оказалось доступно путникам - каждый лег
спать, набрав кучу травы и листьев, и Джафар с Ясмин поступили также, и
не соединили свои ложа, но, когда визирь и Абу Мурра заснули, Джафар
поднялся, и приблизился к Ясмин, и взял ее за руку, и увидел, что
девушка не спит, и произнес такие слова: "О солнце мое, о Ясмин! Не
пойти ли нам вон туда, где никто посторонний не услышит нас и не сможет
видеть производимое нами?" А Ясмин отвечала Джафару: "Ты господин, а я
раба твоя, и любое твое повеление я исполню с радостью". И они
направились на берег ручья, и Ясмин скинула рубашку, и шальвары, и все,
что было на ней, и Джафар обнажил необходимые части тела, и они стали
целовать друг друга, и ласкать, и играть друг с другом, а потом Джафар
вонзил свое копье в достойную мишень, а кончив, повторил это много раз,
пока не изнемог и Ясмин не насытилась. И после этого они вернулись на
свои ложа и уснули, хотя солнце уже готово было взойти и новый день
подошел близко к Любнану.
А утром Масрур Аз-Зулейт спросил: "О благородный Джафар Аль-Гуль,
отчего бледен ты и нетороплив в движениях?" "Я провел вчерашний день в
бою, а предшествующий - в пути, о мудрый визирь, а это, поверь, нелегко
даже для воина," - так отвечал Джафар. И тогда Масрур Аз-Зулейт
обратился к красавице Ясмин:"О Ясмин, почему раскачиваешься ты, будто
хлебнувшая изрядное количество вина, почему ресницы твои стремятся
закрыть глаза, как тучи - луну в ветреную ночь?" "Я ворочалась на ложе,
о мудрый визирь, и сон ко мне не шел, поскольку я привыкла к перинам во
дворце шейха", - так отвечала красавица Ясмин, а Масрур Аз-Зулейт
усмехнулся и сказал: "Запомни их ответы, Абу Мурра!", а Абу Мурра
сказал: "Слушаю и повинуюсь!" И они продолжили путь, прерванный
вечером, и Ясмин, приблизившись к Джафару, прошептала: "Мы погибли, о
любимый! Проницательный визирь узнал нашу тайну и не допустит нашего
счастья, ибо однажды он домогался меня, но был отвергнут. Вероятно, он
захочет добиться твоего умерщвления самым зверским способом". На это
отвечал Джафар: "О Ясмин! Нечего беспокоиться о том, чего еще не
случилось; до Баальбека не один день пути, а от вечера до утра каких
чудес не бывает!"
Так шли они, поднимаясь все выше в горы, и лес поредел, а затем большие
деревья исчезли, уступив место степи, приятной глазу, и сверху им было
видно также море, и стоявшие на нем железные корабли варваров. И они
продолжили путь, и перегнули хребет гор, и море исчезло для них, и они
захотели пересечь долину, лишенную растительности, но увидели, что над
дорогой летают несколько джиннов зловещего вида, и нельзя пройти так,
чтобы им не попасться. И Абу Мурра сказал: "Вот слева у нас скалы и
кусты; переждем там до темноты и с помощью Аллаха минуем опасный
участок". И они сошли с тропы, и расположились на удобном месте, и
Джамаль с Ясмин немедленно уснули, утомленные происшедшим с ними.
Проснувшись, они увидели, что солнце уже склонилось к западу, и тени
увеличились, а Абу Мурра, вооруженный, восседает на возвышенности,
пригодной для наблюдения, а что до Масрура Аз-Зулейта, то его нет
нигде. И Джамаль спросил: "А где визирь?", а Абу Мурра ответил: "Отошел
по нужде, и уже порядочно отсутствует". И Джамаль посмотрел на Ясмин, а
она на него, и они почувствовали голод (а ведь оба не ели уже много
часов), но больше захотелось им насытиться друг другом, и они, взявшись
за руки, направились в сторону, и, найдя место, где не мог их видеть
Абу Мурра, с великой радостью занялись желаемым. Но, когда приблизились
они к вершине удовлетворения, сказала Ясмин: "О возлюбленный! Кажется,
твой зебб проявляет признаки усталости. Разреши, я приласкаю его
многими известными мне способами и исправлю положение?" На это ответил
Джафар Аль-Гуль: "О свет моих очей Ясмин! Не в усталости причина того,
о чем ты говоришь, а в звуках, раздающихся с места нашей стоянки.
Вероятно, случилось недоброе". И они разъединились, и привели себя в
порядок, и Джафар велел Ясмин оставаться в укрытии, а сам, маскируясь в
траве, двинулся к стоянке. И обнаружил он, что на стоянке находятся
около двадцати варваров огромного роста, с мощным оружием, с головы до
ног закованные в панцири, защищающие их в бою, и двое из варваров
держат Абу Мурра, а перед ними стоит визирь Масрур Аз-Зулейт, и ведет
себя так, как будто он начальник варваров, и кричит на Абу Мурра, и
бьет его сильными ударами. Догадался Джафар, что Масрур пытается
выяснить его местонахождение, и испытал нехорошие предчувствия. А
визирь отвернулся от Абу Мурра и сказал окружавшим его: "Если этот
обломок арабов не желает указать нам нахождение нашего врага, Джафара
Аль-Гуля, мы не будем оказывать ему милости, но, напротив, казним самой
ужасной казнью еще до захода солнца. Что же касается упомянутого
Джафара, то, будь он даже рыжей лисицей, ему от меня не ускользнуть.
Эй, воины! Ищите, и не пропустите ни одного возвышения и ни одного
углубления!" И воины отвечали: "Слушаем и повинуемся!", и, приготовив
оружие, начали ходить по кустам справа и слева от Джафара, а он должен
был сидеть, сжавшись, как заяц перед охотниками, призывая на помощь
Аллаха и собственное
везение. Но через некоторое время сердце его остановилось и душа его
умерла, потому что он увидел, как огромный солдат варваров тащит его
возлюбленную Ясмин, говоря при этом: "О господин! Мы обыскали все
вокруг, но не нашли проклятого Джафара, а нашли только эту вот
девушку." Тогда Масрур Аз Зулейт, приказав варварам крепко держать
Ясмин, разорвал на ней одежду, и обнажил ее груди, подобные плодам
граната, и закричал громким голосом: "О Джафар, о трус, о
презреннейший! Смотри и слушай, как сейчас восемнадцать похотливых
варваров последовательно надругаются над этой прекрасной девушкой, и
знай, что ты - причина ее страданий!"
И день погас в очах Джафара Аль-Гуля, и, точно обезумев, он бросился по
направлению к Масруру Аз-Зулейту, но его опередил славный Абу Мурра,
который, разметав могучими руками державших его варваров, выхватил у
одного из них оружие, направил на визиря и воскликнул: "Прими же
смерть, о подлый шакал, и знай, что это наименьшая из возможных кар для
тебя!" Но Масрур ловко увернулся и с необычайным умением поразил Абу
Мурра кинжалом, да так, что тот в мгновение рухнул, и душа его
переселилась к престолу Аллаха Великого, а окровавленный кинжал упал
возле Джафара, а варвары, опомнившись, тут же набросились на Джафара и
схватили его. И предатель-визирь, видя такое дело, рассмеялся и сказал:
"Птички попались, но охота не окончена. Один из тигров мертв, но лев
скрылся. Эй, подайте мой посох!" И варвары подали ему посох странного
вида, похожий на те, что применяют в черной магии для причинения
всяческого зла, и проделал с ним некоторые движения, и из посоха
выскочила игла, и вонзилась в левую грудь Ясмин, и ноги Ясмин
подкосились, и она упала бы, если бы не варвар, державший ее.
И Джафар, видевший это - а он решил, что Ясмин умерла- захотел сделать
так, чтобы Масрур Аз-Зулейт убил его как можно скорее, но тут со всех
сторон раздался боевой клич воинов шейха Аль-Амджада Аль-Филистини, и
зазвучали выстрелы, и варвары побежали, но воины шейха обошли их и
справа, и слева, и сзади, и спереди, и стреляли до тех пор, пока не
убили их всех, поскольку никто из варваров о пощаде не просил. А потом
воины, и среди них и братья Аль-Махлик, и стрелок Ад-Дагиг, и Абу
Сирхан, мастер всех видов оружия (а вел войско сам шейх Аль-Амджад)
побежали к холмам, где отдыхали два джинна, доставившие сюда варваров,
и джинны испугались, видя атакующих правоверных, и взлетели, желая уйти
от возмездия, но братья Аль-Махлик развернули свое волшебное оружие, и
выстрелили, и поразили джиннов, и джинны упали в пропасть, и там
сгорели, распространяя невыносимое зловоние, и не осталось от них
ничего, кроме пепла.
А Джафар, который находился среди варваров, в начале боя был ранен
пулей арабов, попавшей ему в плечо, и от боли потерял сознание, а когда
пришел в себя, то увидел, что шейх и его воины стоят среди трупов
врагов, а перед ними предатель Масрур Аз Зулейт, живой и невредимый,
припадает к земле, произнося такие слова: "О блистательный шейх,
защитник феллахов и покровитель справедливости! Прости меня, твоего
визиря, что не сумел сохранить прекрасную Ясмин в полной
неприкосновенности! На нас напали варвары, и отважный Абу Мурра погиб -
воистину, он достоин высокого звания шахида! Что касается Ясмин, то она
заколдована неизвестным мне методом - вот она перед тобою, живая, но
лишенная речи и способности к движению".
Услышав это, Джафар почувствовал, что разум его вновь помутился - как
от радости, вызванной сообщением о Ясмин, так и от возмущения гнусным
поведением предателя - и он вскочил, презрев боль от раны, и
воскликнул: "Выслушай меня, о благородный шейх!" И воины услышали крик
Джафара, и подбежали к нему, чтобы облегчить его положение, и
обрадовались, что он жив, и только Масрур Аз-Зулейт не выразил радости,
а, напротив, произнес следующее: "Воистину, велик Аллах, который не дал
тебе, о сын гиены, погибнуть в бою, а уберег тебя для виселицы или для
чего-нибудь покрепче!" И он подошел к Джафару, и, изобразив видимость
страшного гнева, ударил его в нижнюю часть груди, и Джафар, изрядно
ослабевший в результате последних событий, не смог защититься и потерял
на некоторое время дар речи, а изменник визирь произнес, обращаясь ко
всем присутствующим: "О шейх и доблестные воины! Перед вами грязный
шакал, лазутчик наших врагов, носивший личину друга. Вспомните, о
правоверные, что атака на дворец, где погибли многие наши товарищи,
началась вскоре после его прибытия; не он ли подал сигнал джиннам,
метающим огонь? А при нашем поспешном отступлении не показалась ли вам
чрезмерной та легкость, с которой Джафар миновал отряды неприятеля? Он
привел нас в засаду варваров, он отдавал им приказы, точно являясь для
них начальником, и он поразил славного Абу Мурра вот этим кинжалом,
лежащим у его ног! Никто из вас, о воины, не может упрекнуть меня в
недостатке мудрости, и потому верьте мне. Смерть - невеликая кара для
подобного изменника, но, поскольку мы спешим в Баальбек, надо немедля
возвести Джафара Аль-Гуля на ковер крови!"
Так сказал Масрур Аз-Зулейт, и многие удивились его словам, а многие
поверили, услышав приведенные визирем лживые доказательства. И сам шейх
Аль-Амджад, обнаружив Ясмин в бедственном положении, а Абу Мурра в
состоянии еще худшем, выбирая между яростью и рассудительностью, выбрал
первое, и крикнул, указав на Джафара: "Схватите этого пса!" И воины
схватили Джафара. Но тут вышел вперед Абу Сирхан и сказал шейху:"
Вспомни, о шейх, совет древних: творя суд над людьми, надлежит быть
медлительным. Не давай же гневу ослепить себя и позволь Джафару
высказаться; быть может, ты изменишь свое суждение". А визирь закричал:
"Замолчи, о легкомысленный, не препятствуй свершению правосудия! Ведь
ясно, что Джафар скажет, что невиновен, и попробует приписать мне
преступления, в которых сам обвиняется!"
Однако шейх, овладев собой, сказал: "В словах Абу Сирхана я нахожу
много справедливого, а ты, Масрур Аз-Зулейт, проявляешь неоправданную
поспешность. Если Джафар является лазутчиком, то ковер крови найдет его
после хладнокровного разбирательства и выступлений свидетелей. Сейчас
же я поручаю его твоему, Абу Сирхан, и твоему, Масрур Аз-Зулейт,
попечению. А теперь готовьтесь к отбытию, ибо нам предстоит неблизкий
путь."
И воины бросились выполнять указания шейха, и навьючивать на верблюдов
вещи и оружие, и Джафар увидел, как Ясмин поместили в специальные
носилки, а он даже не мог подойти к ней, потому что его связали два
свирепых и грубых воина, приговаривая при этом: "Ты не так еще
отведаешь крепкой арабской веревки, о жалкое подобие человека!" И потом
Джафара посадили на коня, а впереди него поехал Абу Сирхан, а сзади
Масрур Аз-Зулейт, и все они находились в составе большого каравана из
коней и верблюдов, который двинулся через горы, чтобы достичь
безопасных долин по другую их сторону. И подумал Джафар: "Разумно ли
позволять везти себя в Баальбек, полагаясь на справедливость шейха?
Подлый Масрур сумеет употребить свое влияние даже в суде, но, скорее,
он постарается умертвить меня в дороге, раз это не вышло у него на
месте битвы. Не вечно кувшину оставаться целым! Таким образом,
необходимо обрести свободу, и совершить это немедленно". А конь Джафара
шел по тропе вдоль края глубокого ущелья, и, заметив это, Джафар
ослабил мышцы, которые напряг, когда его связывали, и веревки на его
теле обвисли, и он освободился, и прыгнул в ущелье прямо с седла, так,
что никто не успел ему помешать, и, благодаря своему умению, не
разбился, схватившись за ветви деревьев, и начал спускаться вниз, следя
за тем, чтобы кровь из раскрывшейся раны не оставляла следов, и достиг
русла ручья, и понял, что погоня его не захватит, несмотря на все
желание Масрура Аз-Зулейта, потому что наступила ночь и темнота окутала
земли Любнана.
Вот что было с Джафаром Аль-Гулем.
Вот что было с Джафаром Аль-Гулем; что же касается красавицы Ясмин, то
караван доставил ее на носилках в город Баальбек и шейх Аль-Амджад
поместил ее в одной из комнат принадлежавшей ему крепости; сам же он по
военным делам должен был выехать из города, но перед отбытием зашел
проститься и произнес такие слова: "О Ясмин, средоточие моей жизни!
Твое бедственное положение вскорости прекратится, потому что несколько
известных факихов уже на пути сюда из разных частей Любнана, а здесь их
встретит Масрур Аз-Зулейт, и осуществит контроль лечения; ему дано
право миловать и наказывать. Что до твоего обидчика, сына гиены Джафара
Аль-Гуля, то я поклялся преследовать его, и смерть его не будет легкой".
И шейх Аль Аджад прослезился, замочив седую бороду, и припал к губам
Ясмин, а после вышел из комнаты, а красавица Ясмин не могла ему
возразить, ибо была лишена способности к речи и движению черной магией
лживого предателя Масрура Аз-Зулейта. И она пребывала в отчаянии, и
молила Аллаха о помощи, и призывала возлюбленного своего Джафара.
И получилось так, что длительное время шейх Аль-Амджад оставался в
горах, где руководил подготовкой новых воинов к борьбе с неверными
взамен погибших при отступлении из Джубейла, а Масрур Аз-Зулейт
безвыездно находился в крепости, распоряжаясь людьми и имуществом и не
имея препятствий своим подлым планам; что же касается лечения красавицы
Ясмин, то он об этом и не помышлял, отказывая присланным шейхом
фанихам, а настаивающих убивая или изводя изуверскими способами, столь
хорошо ему знакомыми. Надо добавить также, что положение шейха и его
воинов в горах Масрур Аз-Зулейт с помощью коварства устроил таким
образом, что ему не приходилось опасаться внезапного возвращения шейха.
Но шейх, поглощенный делами, не забывал о красавице Ясмин,и по
прошествии недели и еще трех дней послал своего эмира Абу Сирхана,
зинджа из суданских зинджей, мастера всех видов оружия, проверить что
происходит в Баальбеке, а тот сделал так,чтобы прибытие его оказалось
тайным, и отправился в путь в одиночестве.
И вот, когда он достиг города Баальбека (а этот город значительный: с
мечетями, дворцами, банями и рынками, и с большим количеством жителей),
а случилось это, когда солнце уже вошло в последнюю четверть своей
дневной дуги, в одном из мест, отмеченных немноголюдием, к нему
приблизился старик с пепельным лицом, длинной бородой, кривой на левый
глаз и хромой на правую ногу, и сказал: "О благородный Абу Сурхан, да
продлятся твои годы и преумножатся твои подвиги, дозволь мне
сопровождать тебя туда, куда ты направляешься!" "А что ты , о старец,
нашел интересного в цели моего путешествия? - спросил Абу Сурхан- И как
ты можешь полагать, что я не сочту тебя лазутчиком, ведь ты назвал мое
имя, выяснив его неясным способом, свое же хранишь в тайне?" А старик
отвечал Абу Сурхану такими словами: "Что до твоего имени, о лучший из
зинджей, то оно написано у тебя на лице, поскольку не часто в Баальбеке
встретишь людей твоего народа. А меня называют Сабик, и я звездочет и
исследователь, живущий в горах севера. Моя слава как опытного фаниха
достигла этого города, и шейх Аль-Амджад Аль-Филистини (мир с ними
обоими!) пригласил меня вылечить красавицу Ясмин, его наложницу. Я
приехал сегодня и направился в крепость, где находится девушка, а
встретив тебя, обрадовался, потому что слышал, что с факихами здесь
происходят недобрые дела, а ты оградишь старика от опасности. Теперь ты
видишь, о преследователь неверных, что в моих словах, обращенных к
тебе, нет ничего злостного?" "Да, -сказал Абу Сирхан. - А что же
недоброго происходит здесь с факихами, помогающими всякому человеку
продлить земное существование?" "Мне говорили, что из пяти факихов,
прибывших сюда ранее, двое сразу уехали, будто перепуганные шайтанами,
двух других нашли зарезанными, а что касается последнего , то судьба
его неизвестна, но вряд ли Аллах оказался к нему более милостлив, чем к
двум предшествующим" отвечал Сабик. "Странные вещи ты рассказываешь, о
достойнейший Сабик!" - воскликнул Абу Сирхан. И так, беседуя, они
двигались в нужном направлении, и преодолели расстояние до крепости,
когда уже наступила ночь.
И Сабик спросил Абу Сирхана:"О гроза противника, как намерен ты войти в
крепость?" "Все ли фанихи севера так непонятливы? - отвечал Абу Сирхан-
через ворота, для этого они и созданы." "А как поступят стражи ворот?"
"Они приветствуют меня, оказав уважение, ведь я один из эмиров шейха
Аль-Амджада, их начальника", - сказал Абу Сирхан. "Мне кажется, тебя
ждет огорчение, - сказал Сабик. - Охрана этой крепости отличается
чрезмерной и странной строгостью."
Но Абу Сирхан смело ступил на площадку перед воротами крепости, что же
до Сабика, то он остался возле придорожных кустов, соблюдая
осторожность. И Абу Сирхан прокричал громким голосом свое имя и цель
прибытия, сопроводив все секретными словами, но на его зов никто не
вышел, и эмир вынужден был повторить это трижды и четырежды, пока не
охрип. Через некоторое время после его призывов на башню вышел страж и
спросил: "Что кричишь ты, о ищущий неприятностей? Зачем отрываешь нас
от дел?" "Открывай ворота, о позор стражей, ибо я эмир Абу Сирхан, хочу
проверить, чем вы тут занимаетесь!" воскликнул Абу Сирхан.На это
ответил надменный страж: "Да ты еще смеешь настаивать, о чернокожий, о
потомок нильской свиньи!" Не знаю, действительно ты эмир или
прикидываешься, но у меня один начальник доблестный визирь Масрур
Аз-Зулейт,и он приказал никого не впускать в эти ворота после захода
солнца. Таким образом, ты склоняешь меня к нарушению, о нечестивый
шакал; берегись, ибо гнев мой увеличился!" И с этими словами страж
схватил ружье и стал стрелять в Абу Сирхана, желая убить его, а Абу
Сирхан убежал в кусты так быстро, что порвал одежду и порезал лицо.
И тогда звездочет Сабик сказал Абу Сирхану, кипевшему возмущением и
посылавшему проклятия охране крепости:
"Смири свои чувства, о сотрясатель воздуха; ты не послушал совета и в
результате раскаялся. Вспомни лучше поучение полководцев древности: где
не прошло одно действие, удастся другое. Согласен ли ты применить
хитрость против этих наглецов?" И Абу Сирхан отвечал, что согласен на
любую хитрость, чтобы проникнуть внутрь крепости и разоблачить
неблаговидные поступки Масрура Аз-Зулейта и его подчиненных. Тогда
Сабик вынул из хурджума что-то и подал это Абу Сирхану. "Что это?" -
спросил Абу Сирхан. "Здесь изар и покрывало, подобные тем, что носят
женщины на моей родине - отвечал Сабик. "Что же проку для меня в
женских вещах, ведь я не женщина?" - спросил Абу Сирхан. "Такая одежда
имеет преимущество: скрыв лицо и тело, ты останешься неузнанным", -
сказал Сабик, и продолжал убеждать эмира, пока тот не согласился , и не
облачился в изар, накрыв голову покрывалом, и тогда они снова подошли к
башне, и Сабик запел заунывную песню дервиша, и продолжал петь, пока не
вышел страж (а это был уже не тот, что в прошлый раз) и не спросил: "
Что забыл ты у нас, о старый пускатель ветра?"
А Сабик отвечал: "Я дервиш и гадатель, и астролог, известный своим
благочестием, направляюсь в паломничество к святым местам из Сирии. Я
слышал, что в округе полно разбойников, а ведь уже ночь. Впусти меня, о
страж ворот, и предоставь место на сколь угодно твердой подстилке; мои
старые кости и этому будут рады" "А кто это с тобой, не женщина ли?" -
спросил страж. "Воистину женщина из женщин- сказал Сабик,- она
развратнейшая из блудниц Дамаска, и я веду ее в Мекку с целью
замаливания грехов."И он продолжал убеждать стража жалобным голосом, и
охранник с товарищами удалился на совещание, а Сабик шепнул Абу Сурхану
на ухо: "Рыбка клюнула". И через некоторое время в воротах отворилась
калитка, и охранники впустили Сабика с Абу Сирханом в виде женщины, и
провели в караульное помещение, сказав: "Здесь переночуете, чтобы не
увидел хозяин крепости." А надо сказать, что в этом помещении
находились шестеро стражников, и они вместо того, чтобы упражняться с
оружием, или в чтении, или в красноречии, или есть шашлык и пить кофе,
укрепляющее тело и разум, проводили ночь в праздности, ели сладкую
кунафу и запивали вином, а другие жевали магрибинский бандж и курили
опиум, и состояние этих последних доходило до такой степени, что они
почти исчезали из мира. И стражники усадили Сабика и Абу Сирхана за
достархан и поставили перед ними кунафу, и дали им пиалы с вином. А Абу
Сирхан, который отличался острым слухом, услышал как один страж говорит
другому: "Сейчас напоим допьяна эту большую женщину и всласть ею
попользуемся, а старик нам не помешает, так как ему в вино я подсыпал
столько банджа, сколько необходимо для усыпления носорога". И Абу
Сирхан пересказал это Сабику, а Сабик ответил: "Подождем, пока пьянство
их усилится", а сам сделал вид, что выпил вино, на деле же не пригубив
ни
капли, и стражи обрадовались этому, и увеличилось их желание. А через
какое-то время Сабик сделал вид, что его клонит в сон, и лег за
достарханом, и тогда один страж обнял Абу Сирхана за плечи, подойдя
сзади, а второй страж прижался к нему спереди, так что даже через
покрывало чуть не задушил его отвратительной вонью чесночного соуса, а
третий схватил его за руку, и Абу Сирхан подумал: "Воистину, милостив
Аллах, не позволивший мне родиться женщиной; если не применю свою силу
воина, эти трое попытаются вступить со мной в сношение!" И он уже
вознамерился раскрыться, как вдруг страж, что держал его за руку,
закричал: "Шайтан! У нее черная рука!" На что двое остальных ответили:
"Тем лучше! Женщины зинджей, говорят, весьма прихотливы в любви, и
сейчас мы в этом убедимся!" Тогда Абу Сирхан подумал, что промедление
теперь будет ошибкой, и скинул с головы покрывало, и сильными ударами
лишил трех мерзостных стражей подвижности и сознания, а четвертого
ударил Сабик, добившись того же, а двоих оставшихся усмирять не было
надобности, поскольку их умы находились далеко.
И Абу Сирхан и Сабик связали стражей и сказали друг другу: "Пора
двигаться дальше, ибо кто знает, сколько еще здесь воинов, верных
подлому визирю". И они вышли во двор, и пересекли его, и прошли ко
дворцу, находившемуся в глубине прекрасного сада, и Абу Сирхан заметил,
что Сабик совсем не хромает, а напротив, двигается со скоростью и
сноровкой юноши, и до чрезвычайности удивился этому, хотя и не подал
виду. И они вошли во дворец, и увидели там несколько стражей, и
поступили с ними также, как с предыдущими, и, без шума продвигаясь по
коридорам и лестницам, добрались до одного из окон, а оттуда перелезли
на балкон, и присели там, и Сабик велел Абу Сирхану вслушиваться и
всматриваться. А балкон этот находился перед комнатой, где предатель
визирь держал красавицу Ясмин, и Абу Сирхан с Сабиком увидели, что сам
коварный Масрур Аз-Зулейт стоит перед ложем красавицы и произносит
такие слова:
"О глупейшая, о безмозглая, ты воистину дочь недостойной матери с
чрезмерно развитым самомнением! Когда я оказывал тебе знаки внимания,
ты отвергла их в оскорбительной форме, сочтя, что я воспылал порочной
страстью - заблуждение не могло быть большим! Теперь ты знаешь мою
тайну: не безудержная похоть была причиной моего поведения, но шейх
Аль-Амджад, и я искал к нему подхода, и способа, и повода чтобы
подвергнуть его скорейшему умерщвлению, при этом оставаясь в
безопасности. Долго мои деяния не удавались, но наконец изменились
обстоятельства! Войдя в эту крепость, шейх получит награду, давно для
него уготованную. Отвечай, о сосуд порока, согласна ты помочь мне в
этом деле или предпочитаешь быть изувеченной самым жестоким образом и
окончить свои дни в страданиях?"
И Масрур Аз-Зулейт выдернул магическую иглу из-под левой груди Ясмин, и
Ясмин ожила, и села на ложе, и плюнула в лицо коварному визирю,
сопроводив действие таким изречением: "Когда бы мой возлюбленный,
благородный Джафар Аль-Гуль, решил сварить тебя, о шелудивый пес, в
оливковом масле, то я дала бы ему один совет: не доводить сразу до
кипения, чтобы дольше ты мучался!"
И затем Ясмин схватила с ложа подушку, и бросила ее в подлеца Масрура,
а тот огромным кинжалом распорол эту подушку, а подушка была набита
страусиными перьями, и перья, разлетевшись, ослепили визиря. А Абу
Сирхан с Сабиком, видя такое дело, разбили стекло балкона и вбежали в
комнату, и Сабик метнул свою клюку, и клюка попала в крюк, державший
хрустальную люстру, и люстра рухнула, и Масрур получил тяжкое ранение в
голову, после чего упал замертво. И Абу Сирхан нагнулся посмотреть, что
с ним, и убедился, что он на пути к престолу Всевышнего, если только
Аллах согласиться принять душу столь черную и низменную. А после он
обернулся и увидел, что Сабик, старый звездочет и даватель
благочестивых советов, обнимает красавицу Ясмин, и целует ее в уста, и
ласкает весьма жаркими ласками. И тогда Абу Сирхан сильно разгневался,
и воскликнул: "Как смеешь ты, о почтенный старец, едва увидев девушку,
склонять ее к тому, к чему тебе ее склонять не положено не только по
причине твоих преклонных лет, но и по законам шариата?" И он схватил
Сабика за плечо, и повернул к себе, и обнаружил, что перед ним не
старик с пепельным лицом и длинной бородой, а юноша приятной
наружности, и настолько удивился этому, что застыл подобно грешнику,
обращенному в камень. А юноша рассмеялся и произнес такие слова:
"Не ожидал ли ты увидеть старого Сабика, о славный Абу Сирхан? Посмотри
же: вот его борода, а вот халат, а вот грязный тюрбан, который он
наматывал на голову. Сабик совершил совершенное им и исчез по воле
Начертавшего Предопределения. Я же знаком тебе, и зовут меня Джафар
Аль-Гуль!
И при звуке этого имени мысль Абу Сирхана не поспела за действием, и он
достал самое смертоносное из своего оружия, и хотел поразить Джафара,
но красавица Ясмин, встав с ложа, обняла юношу крепким объятием (а она
была лишь в тонкой шелковой рубашке, и ее привлекательность стала
очевидна видящему) и сказала Абу Сирхану: "Неужели ты, эмир,
старавшийся ради моего спасения, своею рукой поразишь меня вместе с
возлюбленным? Есть ли что более безрассудное и жестокое?" И Абу Сирхан
сказал: "Я отложу свое намерение", и тогда красавица Ясмин поведала ему
истину о гнусном предательстве визиря, о засаде варваров, о смерти
отважного Абу Мурра и о коварном плане Масрура, касающемся шейха
Аль-Амджада Аль-Филистини. И Абу Сирхан немало был поражен услышанным и
воскликнул: "Воистину, велик Аллах, предотвративший страшные события,
какие ожидали бы нас в случае торжества этого негодяя!"
А Джафар своим острым зрением вдруг увидел что-то в углу комнаты, и
поднял, и это оказалась коробка странного вида, и в ней мелькали
огоньки, и выглядело все это так, будто свершается некая злая магия. И
красавица Ясмин вдруг побледнела и сказала: "О горе, горе нам, ибо у
тебя, Джафар, в руках волшебная лампа злого Масрура, которой он передо
мной не однажды похваляляся, а служит она для вызова джинна, и Масрур,
видимо, успел привести ее в действие. А Масрур говорил мне, что джинн,
подлетая, призовет его трижды, и если не получит ответа, тотчас
разрушит крепость и убьет всех в ней находящихся огненными стрелами!" И
тогда Джафар, сведущий в науках, повернул лампу определенным образом, и
оттуда раздался громовой голос: "О Масрур Аз-Зулейт! Призываю тебя во
второй раз!" А Джафар решил пойти на хитрость и сказал: "Да, я Масрур
Аз-Зулейт, о вернейший и храбрейший из джиннов, и по какой-то
случайности не услышал твоего первого призыва." На это джинн отвечал:
"Не пытайся обмануть меня, о пресмыкающееся! Я в третий раз призываю
Масрура Аз- Зулейта!" Тогда Джафар и Абу Сирхан бросились к визирю и
обнаружили, что заставить его говорить ни один человек уже не сможет, и
поняли, что их спасение, подобно спасению верблюда или дикого осла,
может заключаться лишь в быстроте ног, и, схватив красавицу Ясмин,
покинули комнату, и выбежали в сад, и поспешность была оправдана,
поскольку над крышей дворца появился джинн невообразимо ужасной
наружности. И джинн начал метать огонь, и раздались оглушительные
взрывы, и дворец исчез в дыму и пламени, а вскоре та же участь постигла
всю крепость и часть города Баальбека с рынком и банями.
А Джафар Аль-Гуль с красавицей Ясмин успешно избежали страшной участи,
и выбрались из города, и в сопровождении Абу Сирхана, тоже спасшегося,
после некоторых приключений достигли места, где находился шейх
Аль-Амджад, и рассказали ему всю историю. И шейх вознегодовал на
предателя, и удивился собственной доверчивости, а потом обрадовался
сильной радостью счастливому разрешению, и подарил Ясмин Джафару
Аль-Гулю, а Абу Сирхана назначил на место подлого Масрура, и они
доблестно сражались за дело правоверных, и жили счастливо, пока не
пришла за ними Разлучительница Собраний и Разрушительница Наслаждений,
а это случилось, надо сказать, спустя время не очень длительное,
поскольку все они были людьми отважными и в битвах, беспрерывно
происходивших в то время в Любнане, не прятались за чужие спины.